«Я хочу копать дальше, но на работе мне надо улыбаться — всю чертову неделю скалить зубы, а внутри у меня гребанная пропасть, травмированное мясо, которое я сама же и ковыряю, соскребая корочку от ранки каждый раз, когда она затягивается», — она у меня очень тонкая — клиентка эта. И ресурсы ее не сдерживали. Наверное, ресурсы были чем-то вроде дамбы для нее. Она начинала ими пользоваться только, если становилось ну уж очень опасно и она захлебывалась.
«Давайте уберем это все на неделю, а потом я приду, достанем и продолжим работать, а то мне улыбаться сложно», — собственно с этим запросом «уберем/достанем» как-то надо было работать. На одних ресурсах тут не вылезешь, походу. Так наступила терапевтическая нирвана — процесс творчества с клиентом, когда мы вместе создали что-то, что смогло ей на время помочь и продвинуло нас на пару шагов вперед.
Вот что, собственно, я ей тогда предложила: «Давайте, — говорю, — построим дом для травмы. Пусть травма находится там, в том состоянии, в котором мы ее там оставим до следующего сеанса. Она не будет мешать, вы сможете улыбаться и получать силы от своих ресурсов. Никаких больше ковыряний вне стен этого кабинета».
Она подхватила эту идею и мы принялись выстраивать стены. Сам дом получился обычным, но что-то настолько теплое и поистине «домашнее» согревало внутри. Саму травму она представила в форме красного камня, твердого, внутри которого была лава. Камень сам по себе был теплым….значит лава совсем близко уже. У меня появилась мысль разбить камень. «Нет, это ее разрушит, это безумие», — подумала я. Посмотрим, как пойдет. Дом, так дом.
В доме была одна большая комната в саааамом конце. Чтобы добраться до нее, нам пришлось немного поплутать в аналах подсознания. Комната обычная. Клиентка сказала, что она похожа на кабинет папы, когда такой в фильмах показывают. Стол, на столе стоит синяя ручка, как перо, какие-то стопки бумаг, фото, зажигалка с гравировкой льва. И море ящичков. Только папы с кабинетом в ее жизни никогда не было.
Она открыла ящик папиного стола, в нем шкатулка. В шкатулке мешочек из бархата. И в него она спрятала свой камень. Затянула мешочек. Закрыла его в шкатулку. Закрыла ящик стола. Закрыла дверь. Еще одну дверь. Еще, еще, еще. Мы на улице. Выдох.
Мы переглянулись и решили оставить его там на неделю. Легче, конечно, стало. Но вся эта техника, составленная на коленке, немного обоих пугала. В течение недели она написала, что как-то все поменялось. Сказала, будто бы раньше она несла эту тяжелую травму одна много месяцев. А теперь появилось чувство, что она разделила ее. С кем разделила? Нет, не со мной. С папой, конечно. Папа — он сильный, как лев.
Иногда, когда мы очень травмированы, нам нужна защищенность. Одно дело — искать эту защищенность в ресурсах, сохранять себя, спасать себя раз за разом, что ценно само по себе. А другое дело — разделить свою боль. Именно за этим мы идем на терапию — чтобы разделить боль, чтобы ноша не была такой тяжелой. А потом…по камешкам мы восстанавливаем свою целостность до тех пор, пока не примем свою травму окончательно и не сможем жить с ней — не встроим ее в стены нашей новой личности.
